Вынести сор из избы, чтобы потом не пришлось выносить труп
Привет, меня зовут Юля Варшавская, я делаю Forbes Woman и дружу с «Косой», и это моя еженедельная рассылка о событиях в жизни женщин, которые показались мне важными.
У меня есть старый лайфхак, как решить проблему «белого листа»: я хожу придумывать тексты в бассейн. Пока 45 минут наяриваешь дорожку за дорожкой без телефона в руках, обычно хорошо формулируются главные мысли, которые потом можно быстро переложить «на бумагу». С нашими рассылками та же история: у моего сына тренировки пятничными вечерами, и пока он оттачивает навыки в баттерфляе, я, закончив все основные дела за неделю, «заплываю» в колонку для «Косы». На этой неделе лайфхак снова сработал — правда, совсем не так, как я ожидала.
Вообще вечер пятницы — самое неприятное время для походов в бассейн. И даже не потому, что я на самом деле мечтаю в этот момент сидеть с бокалом холодного белого (хотя да). А потому что именно в эти часы дорожки заполняют мужчины, приходящие поплавать после рабочего дня. И с их приходом бассейн становится своеобразным макетом, миниатюрой гендерных различий, отражающей положение женщин в обществе. Я хожу в бассейны в разных странах много лет — поверьте, везде это работает одинаково.
Женщины, даже если это пловчихи на высоких скоростях, чаще всего анализируют происходящее вокруг и двигаются по дорожке так, чтобы никому не мешать. Мужчины же нередко занимают все пространство, вообще не обращая внимания, кто еще плывет рядом, вечно врезаются в тебя — и, конечно, брызги летят во все стороны (а как еще показать, что ты не офисный клерк, а великий спортсмен и альфа-самец?). И вот смешное наблюдение. В нашем бассейне дорожки делятся на три вида: медленные, средние и быстрые. Так вот, большинство мужчин не идут на быструю, хотя могли бы, а выбирают средний вариант. Моя гипотеза: повышают себе самооценку, чувствуя себя на фоне таких, как я, Майклами Фелпсами, и боятся соревноваться с теми, кто круче.
Но, простите, я отвлеклась на антропологические очерки про водоплавающих самцов. В эту пятницу мне повезло — в бассейне были одни пенсионеры и дети. Вдруг на мою дорожку пришел человек, который плыл очень быстро и красиво. Издалека мне показалось, что это взрослая женщина, но потом я присмотрелась: нет, юная девушка, почти подросток. И тут она остановилась и начала кому-то улыбаться из воды в 32 зуба, вся зарделась — реакцию ни с чем не спутать. Я повернула голову, чтобы узнать, кому же она так рада: по направлению ее глаз обнаружился бородатый симпатичный тренер лет 35, который смотрел на этого ребенка в купальнике так, как мужчины смотрят на женщин. Тоже ни с чем не спутать.
Меня передернуло: где-то я это уже недавно слышала. Не девочка, а женщина, взрослый тренер… Ах да, я уже слышала это во всех новостях прошедшей недели.
По тонкому льду
Вот честно, очень не хотела писать про главный срач прошлой недели. Но придется.
Вы наверняка наблюдали, как на днях русскоязычное медиапространство разбомбило из-за интервью Ильи Авербуха на ютуб-канале Ксении Собчак. В нем экс-фигурист, а теперь хореограф и продюсер всевозможных ледовых шоу, включая многолетний телепроект «Ледниковый период», рассказал о первой встрече со своей женой, звездой сериала «Папины дочки» Елизаветой Арзамасовой. Случилась эта встреча, когда актрисе было 15 лет, а Авербуху — 37, и она пришла на кастинг его нового проекта.
Начал хореограф за здравие: рассказал, что Лиза в тот момент была «абсолютно юная и трепетная» — настолько, что он даже не был уверен, что она сможет участвовать в шоу «для взрослых людей». «Что мы будем делать с этим ребенком», — вспоминал свою первую реакцию Авербух. Тогда Собчак задала ему вполне логичный вопрос: а насколько вообще странно помнить свою жену практически ребенком? И вот здесь фигурист поскользнулся на тонком льду: «Ну какой она ребенок? 15 лет — это уже не ребенок, это уже женщина. У нее все было».
И тут неожиданно (по крайней мере, для меня) эти слова возмутили довольно широкую общественность. Авербуха тут же обвинили в груминге. О недопустимости таких формулировок заговорили не только феминистки (что ожидаемо), но и сотни комментаторов на ютубе и даже глянцевые российские медиа — в общем, за свое выступление Авербух получил от судей самые низкие баллы. И даже артистизм его не спас: выпущенные через несколько дней после интервью публичные извинения с неловкой попыткой хореографа объяснить, что он не имел в виду ничего сексуализированного, мало кому показались убедительными.
Нет, тот факт, что 51-летний мужчина в России может сказать такое про 15-летнюю девочку, меня не удивляет. А вот общественная реакция меня по-настоящему впечатлила. Ведь мы с вами только что пережили «Оксигейт», в ходе которого с изумлением выяснили, что многие вроде бы приличные люди считают: 16 лет — это возраст «сформировавшейся женщины». Впечатлил меня и сам факт извинений от Авербуха, и признание, что его слова были недопустимыми. Можно спорить, насколько хорошо он сформулировал эти извинения, но мы в прошлых рассылках уже обсуждали, что мужчины, обвиняемые в недопустимом поведении или словах в отношении женщин, чаще всего либо отмалчиваются, либо нападают в ответ.
Тогда почему же я не хотела высказываться на эту тему в рассылке? Во-первых, свою позицию о возрастных рамках я уже сформулировала в письме после выхода подкаста про Оксимирона. Могу только еще раз подписаться под цитатой Насти Красильниковой: «15-летняя девочка не может дать осознанное согласие 23-летнему мужчине, потому что она слишком юна».
Во-вторых, читая про ситуацию вокруг Авербуха, я вдруг поймала себя на мысли, что она вызывает у меня крайне двойственные чувства. С одной стороны, это были очевидно недопустимые слова, за которые человек должен получить по шапке. С другой стороны, я все время ставила себя на место Елизаветы Арзамасовой и пыталась представить: а что она чувствует в этот момент? Я испытала огромное сочувствие. И поняла, что лично для меня является самым большим вопросом в этой истории.
Звучит он так: а имеем ли мы право за женщину оценивать ее личный опыт?
Вот смотрите, Елизавета Арзамасова — взрослая, 30-летняя женщина, состоявшаяся в профессии, мать двоих детей (от Авербуха, собственно). Она никогда публично не озвучивала никакой негативной информации о муже, не обвиняла его в груминге. Судя по статьям в глянце и словам самого хореографа, их отношения начались только несколько лет назад, то есть ни о какой связи с несовершеннолетней у нас данных нет. На текущую ситуацию актриса никак не отреагировала, только выложила их совместную фотографию с нежной подписью. То есть ее позиция ясна: мужа люблю, до свидания.
И у меня возникает вопрос: а какого черта я, Юля Варшавская, незнакомая женщина из интернетов, могу позволить себе называть грумингом то, что сама участница этих отношений грумингом никогда не называла? Ведь когда обсуждали дело Оксимирона, авторы подкаста и их сторонники постоянно повторяли: мы называем эту ситуацию насилием и грумингом, потому что так их определяют сами пострадавшие девушки. Мы говорили о праве женщины на субъектность и определение своего опыта. Но тогда кажется, что это должно работать и в обратную сторону, нет?
Тут я сама почувствовала себя на тонком льду. Но вдруг влюбленные глаза той девочки в бассейне вернули все на свои места в моей голове.
Все всё знали, но молчали
Давайте забудем на минуту про Арзамасову и Авербуха, они и правда сами разберутся в своих отношениях. Я искренне надеюсь, что Елизавета находится в комфортной и безопасной ситуации, но она незнакомый мне человек, в чью жизнь я не хочу лезть.
Давай посмотрим не на таблоиды, а на собственный опыт. И ответим честно: сколько раз мы замечали огненно красные флаги в отношениях наших подруг, родственниц и коллег, но предпочитали промолчать и сделать вид, что все в порядке? А сколько раз вы обнаруживали — например, расставшись с токсичным партнером, — что все ваши знакомые давно беспокоились, но при этом никто и слова ни сказал?
Я прекрасно помню, как буквально каждый второй человек, когда я смогла спустя годы выйти из абьюзивных отношений, говорил мне: «О да, мы все всё понимали. Но это же ваша семья, зачем мы будем лезть не в свое дело?». И эти люди, которые вроде бы любили меня и переживали за мое психологическое состояние, приходили к нам в гости, ездили с нами в путешествия и даже смеялись над его абьюзивными шутками в мой адрес (потому что я сама над ними смеялась). Уже после одна из подруг дала мне психологическую книгу, где был тест: «Находитесь ли вы в отношениях с клиническим нарциссом». У меня совпало, кажется, 37 пунктов из 40 — или что-то вроде того. И когда я спросила подругу, почему она не дала мне эту книгу раньше, хотя прочитала ее давно, она только пожала плечами: а какой смысл, ты бы все равно не услышала.
Но я никого не виню. Я и сама десятки раз в таких ситуациях выбирала промолчать. В юности просто не видела красные флаги: мое поколение женщин выросло в эпоху, когда даже слова «абьюз» в России почти никто не знал. Нас, наверное, могло бы напугать, если бы подруга пришла на встречу в синяках, — вероятно, тогда мы бы аккуратно спросили, все ли в порядке дома.
Мы выросли в обществе, где выносить сор из избы было не принято, а лезть в чужие отношения — табу. Но когда я стала заниматься женской повесткой, темой домашнего насилия и психологического абьюза, я стала видеть вокруг себя вещи, которых раньше просто не замечала.
Мне до сих пор кажется, что взрослая женщина имеет право на собственную оценку событий, происходящих в ее жизни. И если мы признаем субъектность женщины, то должны признавать и тот факт, что отношения с одним и тем же мужчиной для кого-то из нас будут «ок», а для других — токсичными или абьюзивными (конечно, мы сейчас вообще не говорим про физическое и сексуализированное насилие — это никогда не ок, это должно преследоваться по закону, и второго взгляда здесь быть не может). Но в то же время я знаю по себе, насколько взгляд на одни и те же вещи с годами трансформируется под воздействием социальных изменений и общественного дискурса.
Моя оптика за годы изменилась настолько, что я, например, даже не могу смотреть некоторые старые сериалы и фильмы — так в них режет глаз отношение к женщинам. На днях я поставила эксперимент и включила первый сезон Grey's Anatomy — культового медицинского сериала, который идет уже 20 лет, — и просто обалдела от того, что в 2005 году считалось нормальным. Я даже не говорю про основной конфликт, где девушка из интернатуры в отношениях со своим боссом и никто не бежит в HR. Но, например, там мужчины-пациенты повсеместно пристают к молодым врачам — и все относятся к этому даже одобрительно. Представить такое в западных сериалах 2025 года просто невозможно. И лично мне это нравится.
Хорошо, что Авербуху в 2025 году приходится извиняться за свои слова, которые раньше бы все пропустили мимо ушей. Хорошо, что во Франции вынесен обвинительный приговор Жерару Депардье за вещи, которые он и вся кинотусовка считали раньше нормальными. Это и было целью большого, долгого публичного дискурса о насилии, психологическом абьюзе и красных флагах в отношениях: вынести сор из избы. Плохо, что в основном мы читаем не про то, как мужчины извинились или понесли наказание за свои поступки, а новости о том, как женщины страдают и даже умирают от физического насилия.
Но если мы не будем замалчивать сложные и спорные вопросы в женской повестке, есть шанс, что количество этих ужасных новостей будет со временем сокращаться. Потому что женщины будут еще на входе в отношения обладать нужной информацией о красных флагах и абьюзе. Потому что мы будем знать, как себя вести, если кажется, что твоя подруга или коллега находится в абьюзивных отношениях. Потому что какие-то вещи (пусть иногда с перегибами, да, но это цена за женскую безопасность) будут запрещены на уровне корпоративной этики или даже культуры отмены. Потому что гораздо лучше вынести из избы сор, чем потом выносить из нее трупы.
спасибо за интересный поворот темы!