Я себя в целом люблю, но иногда просто ненавижу
Привет, меня зовут Юля Варшавская, я делаю «Forbes Woman» и дружу с «Косой», и это моя еженедельная рассылка о событиях в жизни женщин, которые кажутся мне важными.
Перед тем, как сесть писать эту рассылку, я съела порцию мороженого — сахар срочно побежал в мозг, чтобы совершить там короткую, но эффективную взбучку, а затем поехал вниз к бокам и бедрам, чтобы задержаться на их широких просторах подольше.
По крайней мере, так я это себе представляю. Мне не стыдно за это мороженое: это единственное сладкое, которое я могу себе позволить в будний день. До него утром был йогурт с ягодами, после будет салат с курицей или рыбой, а после 17.00 и до 10-11 часов утра следующего дня — мятный чай и вода. Три раза в неделю — составные тренировки, еще два раза — бассейн.
В пятницу я разрешу себе пару бокалов просекко и что-нибудь вкусное, в выходные — по ситуации, в зависимости от моей социальной и спортивной активности: тренировки с похмелья были веселыми только до 30 лет, но и жевать в гостях салатный лист с водой — лучше навсегда податься в отшельники. Пожую его в понедельник, когда снова начнется моя режимная пятидневка.
Все вышеописанное, возможно, выглядит не очень увлекательно, но это оптимальный компромисс, к которому за долгие годы гражданской войны пришли мои мозг (гурман, балагур, гедонист и обжора), мое тело (склонное к отекам и мгновенному разбуханию даже от вида булочки) и моя психика, изувеченная многолетним пищевым абьюзом и его последствием — РПП.
РПП — это расстройство пищевого поведения. Так называют и острые формы типа булимии или анорексии, и всевозможные менее очевидные варианты — психогенное переедание, искаженное представление о своем теле и многое другое. За последние годы мы более или менее определились с отношением к крайним случаям РПП, перестав делать вид, что девушки, которые бегут к унитазу после каждого приема пищи, просто «следят за фигурой».
Но у меня есть ощущение, что между этими крайностями есть еще «серая зона», в которой как-то выживают, а точнее, уживаются со своим пищевым поведением, без преувеличения, миллионы женщин. Я пыталась нагуглить статистику, но по РПП она в основном дается по анорексии и булимии, что, на мой взгляд, не отражает полной картины болезненных отношений в связке «женщина—тело—еда».
«Ты все это придумала»
На каждую сторис или пост о питании мне каждый раз сыплются десятки комментариев в личку, в которых мои подписчицы признаются, что переживают похожие штуки: «Всю жизнь страдаю, так и не излечилась»; «У меня тоже РПП, но про это никто никогда внешне не скажет. Странно, что некоторые люди думают, что это что-то эксклюзивное, может коснуться вообще всех»; «Я всегда страшно боюсь растолстеть — в смысле, на полразмера даже».
Это просто три случайных ответа из целого списка. Ни одна тема (ну разве что кроме трудностей материнства) не вызывает столько эмоций у моей аудитории. Но почему они не пишут об этом публично? Одна из подписчиц, когда я призналась, что в августе у меня случилось очередное обострение, написала: «Я сама с РПП и мне страшно делиться этим с людьми, потому что в ответ слышу: “У тебя идеальное тело, прекращай”».
Она права: чаще всего женщины, которые заикаются об РПП, сталкиваются не с поддержкой, а с обесцениванием своего состояния. Если ты при этом худая, тебе говорят, что стыдно даже заикаться о таких вещах, когда вокруг ходят люди с реальными проблемами веса. Если ты не худая (а в российской патриархальной оптике это уже 60+ кг), обязательно придут умники, которые посоветуют тебе, лентяйке, «перестать жрать и заняться спортом».
Впрочем, хейта хватает даже в тех случаях, когда женщина оказывается на грани смерти: вспомните прошлогоднюю историю модели и бывшей жены Тимати Алены Шишковой, которая оказалась в больнице в критическом состоянии из-за анорексии. Поразительным образом в любой ситуации, когда в патриархальном обществе женщина страдает (будь то психические расстройства или насилие) она оказывается «сама виновата» или «преувеличивает».
Вот и мой бывший, который, собственно, и оставил мне в подарок после наших отношений расстройство пищевого поведения, недавно заявил, что я «все выдумала, чтобы теперь его абьюзить». С другой стороны, что еще можно ожидать от автора незабвенной фразы: «Я плачу за твою еду, значит, ты будешь делать то, что я говорю».
Конечно, когда читаешь на «Косе» подборку новостей об абьюзе или историю о мужчине, который годами подмешивал жене наркотические вещества, а потом водил домой незнакомцев, которые насиловали ее, как-то неловко жаловаться на бывших, которые всего лишь заставляли тебя ненавидеть свое тело. Но с другой стороны, любой самый кошмарный абьюз начинается с «мелочей», а еще с обесценивания женских переживаний и негативного опыта. Так что коротко расскажу вам историю о том, как испортились мои отношения с телом и как я годами из этого выбиралась.
Я ничего не придумала
До 12 лет я была очень худой девочкой: ножки-палочки, ручки-спички, да два огромных глаза на все лицо. В детстве меня даже возили в Феодосию на «откармливание» козьим молоком от местных бабушек — не помогало. Зато сработали чешские кнедлики: однажды я поехала на лето в лагерь под Прагой и неожиданно вернулась оттуда без одежды. Точнее, одежда на мне была — просто она не застегивалась.
Как мои родители-врачи ни пытались объяснить мне про гормоны и переходный возраст, с которыми бесполезно бороться, их аргументы таяли на фоне высоких стандартов красоты в районе Кунцево, где я росла. Каждое утро мы с одноклассницами сравнивали, у кого меньше складок на животе, когда наклоняешься, — и было очевидно, что старшеклассники Митяй и Димка (это разные люди) обратят внимание только на тех, кто победил в этом конкурсе. Поэтому я месяцами питалась, например, 200 граммами гречки и одним грейпфрутом в день.
Естественно, никакие килограммы не уходили: у меня был шестой размер груди и формы, смущавшие даже матерого усатого физрука. А вот Димка вскоре ушел к моей подруге Марине, у которой было больше складок, но меньше принципов по поводу ранних сексуальных связей. Хорошо, кстати, что я в 12 лет не знала, как связаны половая жизнь и мой лишний вес: как только у меня уже в университете появились первые серьезные отношения, лишние 10 кг испарились вместе с невинностью. Но мозг запомнил это липкое чувство отвращения к себе после упаковки чипс или бургера, а еще зафиксировал социально одобряемые стандарты: никаких складочек, когда наклоняешься.
Зафиксированные паттерны зашевелились спустя несколько лет: я прекрасно помню тот день, когда вдруг услышала, одеваясь на глазах у любимого тогда мужчины, что мне было бы неплохо заняться спортом. Конечно, для моего здоровья, ну а еще вот его бывшая была моделью, и ее вес был 50 кг при росте 175 см. Очень красиво, почему ты так не можешь? Это был не просто комментарий — это были поставленные руководством KPI. И если с ростом я не могла ничего поделать даже при большой любви, то заветные 50 кг стали целью моей жизни. Догнать и перегнать бывшую!
В общем, еще через год я весила 49 кг при росте 171. Мне было 19, и следующие 10 лет я провела в маниакальной борьбе со своим телом под лозунгом «Женщина должна быть такой худой, чтобы с запасом». Конечно, едой и телом все не ограничивалось. Меня переодели, выкинув всю старую одежду. Да и волосы у бывшей были густые (нет), а у меня они якобы пушились. «Как у жидовочки», — нежно сказал любимый и предложил купить абонемент на спорт и подобрать новый шампунь. Год я ходила и электричеством избавлялась от невидимых усов, которые оскорбляли глаз милого.
Я занималась спортом по 100 раз в неделю, ходила на антицеллюлитные массажи до синяков. Еда контролировалась не только по количеству, но и по цене: мы ходили в очень дорогие рестораны, но мне рекомендовалось брать самые дешевые блюда из меню, а если я позволяла себе что-то, это либо высмеивалось, либо приводило к скандалу, где меня обвиняли в транжирстве чужих денег (меня, у которой после 10 лет брака не осталось ни одного ювелирного украшения, кроме обручального кольца, и которая еле выбралась из финансовой ямы после развода). Поэтому я до сих пор выбираю в любом общепите самые простые блюда, если знаю, что за меня в этот раз платит партнер, хотя это очень его расстраивает.
Самый тяжелый период начался после родов: до беременности я специально худела еще сильнее, чтобы потом не набрать на фоне гормонов. Но мой организм на этот раз устроил диверсию: уже на первом месяце беременности я весила ровно столько, сколько мое тело считало нужным для вынашивания здорового человека. Но после родов худоба не возвращалась. Я продолжала видеть на весах около 60 кг, хотя ела только овощи и курицу на пару.
Тогда начались первые заедания и приступы ненависти после. Я ела тайком, иногда на улице, это давало временное замедление: пока организм переваривал пищу, сил на тревогу не оставалось. К вечеру я смотрела на распухшее тело и ненавидела себя. Надо ли говорить, что объективно я отлично выглядела для только что родившей молодой девушки. Но я не видела этого в зеркале. Ведь бывшая была 50 кг при росте 175 см. Я испытывала постоянное чувство вины по поводу еды. Особенно я ненавидела свои ноги, не носила короткие юбки (и не ношу до сих пор).
Режим, психотерапия, сестринство и никаких абьюзеров
Когда все это происходило со мной, я не знала слова РПП. Мне казалось нормальным, что все женщины сходят с ума из-за своего веса и вечно хотят похудеть: в моем поколении такое поведение действительно скорее считается типичным, чем бодипозитив и принятие себя. Для меня и моих подруг обычным делом было истязать себя диетами, спортом, критиковать внешность других женщин и обесценивать свою собственную (кстати, зайдите под любой пост в Инстаграме с фото иностранных знаменитостей на пляже — большинство хейтерских комментариев о весе будут написаны на русском языке).
Я пережила и полное отрицание рамок — целый год кутила, ела, пила, набрала много новых кг (и чувствовала себя при этом богиней, надо сказать). Научилась различать абьюзеров по дуновению ветерка, то есть по первой же попытке что-то сказать про мое тело. За дверь были незамедлительно выставлены авторы фраз «а на фотографии ты выглядела более худой» и «зачем тебе есть этот десерт». Абьюзеры всегда знают, куда ударить свою потенциальную жертву: это главный red flag.
После чтения многочисленных статей про РПП, долгой психотерапии и даже этапа полного раблезианства я пришла к осознанию комфортных для себя рамок. Я поняла, в каком весе я себе нравлюсь, а главное, не нервничаю и не ухожу в самокритику. У меня все еще бывают приступы: самый сильный пришелся на весну 2022 года, когда я могла съесть двойную порцию бургеров, пакет начос и выпить бутылку вина в одиночестве, а потом часами лежать переваривать пищу, глядя в экран ноутбука. Это было моей формой побега от ужасающей реальности. Наутро я вставала к зеркалу и ненавидела себя. Вообще отвращение — главное чувство этого расстройства.
Когда я писала об этом в социальных сетях, я чаще всего встречала недоумение или даже хейт: с точки зрения конвенциональных представлений о стройности, я не имею права говорить, что у меня есть проблемы. До недавнего времени «настоящими» РПП были только булимия и анорексия, и только недавно специалисты стали говорить о том, что ощущение своего тела вообще не зависит от реальности. Более того, при пищевых расстройствах это восприятие абсолютно искажено.
За эти годы я поняла, что главный двигатель РПП — это стыд. Однажды я услышала, как мой сын шепотом говорил папе, что ел на завтрак домашние сырники, извиняясь за то, что это недостаточно полезная пища. В эту минуту все мои 10 лет пищевого абьюза вернулись флешбеками. После этого я поговорила с его психологом и попросила проработать эту тему. Никто не должен говорить о еде шепотом. Еда — это не стыдно. Еда — это радость и один из важнейших эмоциональных элементов в жизни человека. Спорт, кстати, тоже.
Единственный известный способ для меня избавляться от стигмы — громко говорить о том, за что мне стыдно. Что очень страшно, поэтому делать это можно только в безопасной, принимающей, дружественной обстановке. Этим летом у меня был новый приступ РПП на фоне рабочего стресса, но я увидела, как девушки в комьюнити «Косы» открыто и прямо пишут о точно таких же переживаниях. И встречают только поддержку. А потом и вовсе устроили встречу для открытого разговора про РПП. Это критически важно для женщин, которые думают, как я раньше, что их никто не поймет и не услышит.
Как я уже много раз говорила в этих рассылках: все женщины разные, но проблемы мы решаем очень похожие, потому что их нам создало патриархальное общество. Значит, разбираться с ними нам тоже будет проще вместе.