Привет, меня зовут Юля Варшавская, я делаю Forbes Woman и дружу с «Косой», и это моя еженедельная рассылка о событиях в жизни женщин, которые показались мне важными.
Прошлая неделя была посвящена новостям с нобелевских полей: все гадали, получит ли Трамп заветную премию мира за то, что помирил Албанию с Азербайджаном. Но ее получила… женщина (тут нельзя не восхититься иронией норвежского комитета). Мария Мачадо считается главной оппозиционеркой Венесуэлы, а еще она поддерживает женщин и поднимает проблемы материнства. Кроме Мачадо, в этом году среди лауреатов лишь одна женщина — Мэри Брункоу, получившая награду за открытия в медицине. И это, к сожалению, чаще всего типичный расклад.
«Если женщины такие же умные и талантливые, как мужчины, почему же их так мало среди Нобелевских лауреатов?»
Этот аргумент, думаю, слышали многие из тех, кто хоть раз ввязывался в дискуссию о гендерном равенстве. Обычно он звучит напоследок, когда остальные доводы закончились и надо язвительно добить собеседника(цу). В этот момент оппонент торжествующе показывает на цифры — на 67 девчонок, по статистике Нобелевки, 900 c лишним ребят. А дальше на твои попытки возразить, что у женщин просто не было возможности добиваться успехов в науке (как раз из-за неравенства), они разводят руками: это все пустые оправдания, факты крыть нечем.
Но гендерные науки — вполне себе науки, и если бы мне дали договорить, я бы нашла для скептиков несколько цифр и фактов в опровержение их теорий. Хотя, признаюсь, академического статуса у меня нет: я родила ребенка слишком рано, и мне пришлось бросить аспирантуру (куда я поступила, кстати, сдав все экзамены на «отлично»). Так вообще часто случается с женщинами в науке: в 43% случаев они бросают работу фултайм после рождения первого ребенка (среди мужчин — лишь 23%).
«Когда женщина в науке уходит в декрет — это серьезное испытание для ее карьеры, потому что в научном процессе нужно находиться постоянно. Я еще не видела ни одной ученой, которая могла бы просто сказать: “Я на три года ушла в декрет, меня не трогайте, потом вернусь и продолжу”», — рассказывала в интервью Forbes Woman Евгения Еньшина, создавшая премию для женщин в науке «Колба». А я в этот момент вспоминаю, как всякие умники уверяли меня, беременную аспирантку, что очень удобно «писать диссертацию, пока младенец спит». Конечно, это говорили мужчины.
Сейчас я мечтаю получить второе образование и работать в области gender studies, но не могу себе этого позволить в плане времени и финансов, потому что воспитываю ребенка одна: либо иду учиться я, либо он, — математика очень простая. После некоторых раздумий (школа переоценена!) я все же отправила за парту сына. А если серьезно, мне надо содержать нас обоих, и я отдаю себе отчет, что в научной сфере уже не смогу добиться успеха (слишком поздно) и точно буду очень мало зарабатывать.
Забавно, что как раз про все вышеперечисленное пишет Клаудия Голдин, нобелевская лауреатка по экономике 2023 года (кстати, это не одна из пяти учрежденных еще самим Нобелем категорий, а добавленная позже в память о нем). Ее победа была победой и гендерных наук, ведь труды Голдин посвящены неравенству на рынке труда, эволюции женской занятости и проблеме неоплачиваемой домашней работы. То есть буквально всему тому, что мешает женщинам, в том числе, строить научную карьеру. И получать премии.
Но если мои мечты об университетской кафедре — развлечение из разряда «легкая грусть об упущенных возможностях после бокала вина», то для огромного числа женщин, с рождения готовых посвятить себя науке, вопрос неравенства в этой сфере стоит остро и болезненно. Погрузившись в изучение «нобелевского парадокса» на этой неделе, я выяснила множество любопытных вещей о том, как женщины получали эту премию, на какие жертвы им приходилось идти и как изменилась ситуация сегодня.
Физики и лирики
Как часто бывает в случае больших женских достижений, мы совершаем их не только для себя, но и для будущих поколений девочек. Именно поэтому для ученых так важно имя Марии Склодовской-Кюри, которая не просто стала первой женщиной, получившей в 1903 году Нобелевскую премию по физике, но и единственной, кому удалось провернуть этот каскадерский трюк дважды, — в 1911 году ей вновь вручили награду, но уже по химии.
О том, какими жертвами Кюри добилась признания в науке, думаю, вы и без меня знаете: женщина, эмигрантка из Польши, жена выдающегося ученого (первую нобелевку они получили вместе, и именно Пьер Кюри настоял, чтобы имя Мари было в списке, — изначально хотели присудить награду только ему и Анри Беккерелю, открывшему радиоактивность). И в целом женщина весьма свободных для начала ХХ века взглядов (про это есть отличный байопик). Она пережила такой хейт, что не сломаться под этим давлением могла только очень сильная личность. Ну или та, что твердо убеждена в своем призвании.
Но больше всего я люблю в истории Марии Кюри ее наследие. Помимо того, что она стала для многих женщин в науке ролевой моделью, она еще и буквально помогала девушкам в карьере. Например, когда я изучала судьбы эмигранток из Российской империи, я обнаружила: Институт Кюри охотно открывал двери для молодых и амбициозных женщин во времена, когда им было очень сложно найти работу. Позже им руководила ее дочь Ирен Жолио-Кюри, которая, кстати, тоже получила Нобелевскую премию по химии в 1935 году. Ученым это стоило жизни: из-за близости к радиации обе умерли от лейкемии, причем мать не дожила до триумфа дочери всего лишь год.
Но я уже несу ложку дегтя. Конечно, мы восхищаемся великой ученой, но давайте посмотрим на этот график — и сразу увидим проблему. Между первым нобелем для Мари в 1903 году и победой ее дочери в 1935-м прошло 32 года. За это время в точных науках премию получила лишь одна женщина — и да, это снова была Кюри. Всего же за это время премию вручили лишь пяти другим номинанткам. А еще посмотрите на эти дыры в графике: с 1911 по 1926 год, а потом с 1947 по 1963-й вообще нет ни одного женского имени. И даже в «урожайные» годы их почти не было в разделе точных наук.
Fun fact: второй женщиной, получившей Нобелевскую премию после Кюри, и первой — в номинации «мир» стала… бывшая секретарша Альфреда Нобеля. На этом, конечно, заслуги Берты фон Зутнер не заканчиваются — она была писательницей и пацифисткой, яро критиковала милитаризм, выразив свои идеи в книге «Долой оружие!». И оказала на основателя главной премии мира огромное влияние своими идеями. Что, как часто бывает с женщинами, обернулось против нее: Берту обвиняли в том, что награду она получила лишь потому, что Нобель когда-то испытывал к ней чувства.
Вообще на протяжении ХХ века большинство женских побед были именно в категориях «мир» и «литература». Что вполне укладывается в наши представления о доступных для женщин сферах самореализации: писать и созидать нам «разрешали» даже в патриархальном обществе. Многие из лауреаток, кстати, занимались вопросами гендерного неравенства: Джейн Аддамс (1931 год) была президенткой Международной женской лиги за мир и свободу, а в 1946 году награду получила Эмили Грин Болч — а боролась она, в числе прочего, за предоставление женщинам избирательных прав. Тоже и в литературе — почитайте удивительную историю шведской писательницы Сельмы Лагерлеф (1909 год), которая также боролась за права женщин.
Где-то здесь хочется пошутить про созидающее «женское лидерство», но я не буду. Потому что все эти миротворческие и литературные премии не компенсируют чудовищного гендерного разрыва в целом в Нобелевской премии — и в точных науках в частности. Это хорошо видно на графике (данные на 2023 год):
При этом за ХХI век норвежский комитет уже выдал женщинам больше наград, чем за весь ХХ-й: 30 (две из них взяла Кюри) против 38. Почему так происходит? Может быть, женщин стали ставить в премию по квотам в угоду «повесточке»?
Эксперты так не думают. Например, научная журналистка Александра Борисова-Сале считает, что Нобелевская премия — это отражение жизни, тех достижений и проблем, которые существуют в мире. То есть, как нехватка женщин в точных науках, так и увеличение их числа в последние годы, — прямое следствие тех процессов, которые происходят с женщинами в целом: в экономике, образовании, обществе.
В том же интервью она замечает, что «лаг» между вхождением женщин в науку и получением высших наград в любом случае будет составлять не меньше 20 лет. То есть не может быть ситуации, где мы сегодня добились равенства, а завтра все получили по нобелевке. Поэтому сегодняшние успехи – результат долгой борьбы за права. В первую очередь, за право на образование, без которого никаких научных открытий сделать просто невозможно. При этом, хотя, например в британские университеты в целом девочек поступает больше, чем мальчиков (56% на 44%), в физике и математике студенты мужского пола все еще — подавляющее большинство: 65% на 35%.
И это ХХI век! А я напомню вам, что еще 100 лет назад женщинам приходилось отчаянно бороться за возможность хотя быть поступать в университеты. В Российской империи до революции университеты для женщин были практически недоступны (Софье Ковалевской, например, пришлось фиктивно выйти замуж, чтобы уехать учиться в Европу). В СССР, при всем моем сложном отношении к «советскому равенству», эта проблема и правда была решена за счет полного доступа женщин к образованию и научной работе (что не исключало остальные преграды вроде материнства или стереотипов). Но, например, в США женщины стали массово получать докторские степени только к 70-80-м годам. И, боюсь, чаще всего это были не дипломы физмата.
Еще одну проблему озвучивает журнал Science: среди победителей женщин меньше, потому что их меньше среди номинантов. Даже на фоне увеличения числа номинантов на премию по физиологии или медицине женщины составляют всего 13%, а на премию по химии — 7–8%. Часто женщины номинируются в паре с мужчиной, если они работали вместе. И пока попытки сделать процесс отбора кандидатов более диверсифицированным оказываются не слишком успешными, пишет издание, и результаты не отражают того, как много женщин пришли в науку в последние 20 лет.
Я не буду дальше копаться в цифрах, чтобы вы совсем не заснули, но если вам хочется узнать больше о неравенстве в точных науках, можно почитать разные исследования — например, здесь или здесь.
А что говорят сами представители премии? В 2022 году Йоран Ханссон, на тот момент заместитель председателя совета директоров Нобелевского фонда, сделал заявление: «Мы очень гордимся лауреатками, удостоенными премии в этом году. Но в более широкой перспективе мы разочарованы тем, что больше женщин не были удостоены премии. Отчасти это связано с тем, что мы обращаемся к прошлому, чтобы найти открытия. Нам приходится ждать, пока они будут подтверждены, прежде чем мы сможем присудить премию. Тогда предвзятость в отношении женщин была еще сильнее. Если вернуться на 20 или 30 лет назад, женщин-ученых было гораздо меньше».
Дальше он утверждает, что комитет премии не склонен к шовинизму и, наоборот, прилагает все усилия, чтобы женщин стало больше и в комиссиях, и среди лауреаток. Он также объяснил, что сейчас премия чаще всего награждает тех, кто начинал работать или делал открытия в 70-90-х годах, но с каждым годом открытия становятся все актуальнее, так что женщин должно быть все больше. Короче, Ханссон выразил надежду, что «через пять или 10 лет мы увидим совершенно иную ситуацию».
Знать своих героинь в лицо
Пока господин Ханссон с коллегами со всей серьезностью относится к проблеме равенства, что можем сделать мы с вами? И зачем нам это вообще надо?
Помимо того, что очень хочется утереть нос нашему воображаемому оппоненту в споре о том, насколько женщины достойны Нобелевской премии, адекватное представительство женщин в науке и среди обладательниц престижных наград нужно каждой из нас.
Во-первых, именно женщины чаще всего обращаются к проблемам, невидимым в мужской оптике: например, в медицине долгое время было плохо изучено, как протекают те или иные заболевания в женском организме, потому что наука подразумевала под человеком именно мужчину. И в моей любимой книге «52 упрямые женщины» есть множество доказательств тому, что нам с вами очень нужны представительницы наших интересов во всех науках: от экономики до медицины.
Во-вторых, новому поколению девочек очень нужны ролевые модели, которые доказывают своим примером: женщина может получить в современном мире любую, самую высшую награду. Это уже случилось в культуре и литературе — посмотрите, сколько женщин стало среди обладательниц «Оскара» или Букеровской премии. Они становятся ролевыми моделями для тех, кто только начинает путь. Помните, что я сказала в начале? Любое женское достижение совершается для всех нас.
К сожалению, в сфере STEM (наука, технологии, инженерия, математика) ролевых моделей пока особенно мало, в том числе потому, что большинство людей плохо разбираются в тех сложных материях, которыми занимаются эти женщины. Но мы можем читать их биографии, рассказывать об их борьбе за право заниматься любимым делом и делать открытия наравне с мужчинами. Я, опять же, очень советую книгу про 52 упрямых женщины — там за каждой открытой молекулой или формулой стоят годы борьбы с заскорузлым обществом и стереотипами. В конце концов, за дело взялась массовая культура — и теперь есть классные фильмы и сериалы про женщин в науке.
Мне кажется, в наших руках — чествовать этих героинь. Делать их заслуги громкими и видимыми. Читать про новых лауреаток премий, делиться их историями в соцсетях, рассказывать о них новому поколению девочек и вешать их портреты в школьных классах. Бороться со стереотипами о том, что девочки не умеют в математику или физику. И тогда через 20 лет мы и правда увидим совсем другие графики. Потому что Нобелевская премия — это и правда отражение того, как живут все женщины в мире.