Не сдаваться и не бояться
Привет, меня зовут Юля Варшавская, я главный редактор Forbes Woman и подруга «Косы», и это моя еженедельная рассылка о тех событиях в жизни женщин, которые показались мне важными.
На этой неделе сотням тысяч людей в одну минуту, от одной новости стало пусто, безвоздушно, безнадежно, бессмысленно: моя лента во всех соцсетях уже несколько дней наполнена только скорбью, как будто не стало близкого родственника. Не могу даже представить, что чувствует и переживает Юлия Навальная. Хочется выразить ей глубочайшие соболезнования, хотя эта фраза кажется совсем не соответствующей масштабу утраты.
Юлия, конечно, поразительной силы женщина. В ее выступлении на Мюнхенской конференции меня впечатлило даже не то, с какой прямотой и жесткостью она говорила про виновных, по ее мнению, в смерти мужа — это было ожидаемо. А то, как она начала свою речь: «Я долго думала, стоит ли мне выйти сюда или сразу лететь к моим детям. Но потом я подумала, что бы сделал Алексей на моем месте. И я уверена, что он бы был здесь. Он был бы на этой сцене».
В этом было столько уважения к тому пути, который выбрал ее любимый мужчина. А ведь этот выбор, могу предположить, стал ее главным жизненным испытанием. Определил ее жизнь и жизнь их детей. И смерть ее мужа и их отца. Но, несмотря на это, еще через два дня Юлия заявила, что продолжит дело своего мужа и призвала его сторонников не сдаваться и не терять надежду.
Увидев ее пост в инстаграме с таким коротким, но бездонным «Я тебя люблю», я вспомнила видеозаписи, где она в Омске, куда Алексея привезли с отравлением, добивается возможности пройти к нему в палату: несгибаемая, волевая, но при этом такая хрупкая на вид.
Грустная ирония состоит в том, что вот уж кто — в другой метавселенной, конечно, — был бы ролевой моделью для многих российских женщин: мать двоих детей, тыл для мужа. Как женщина Юлия вписывается во все социально одобряемые пункты для образа «первой леди». Но в другой метавселенной.
А в нашей Юлия Навальная — вдова умершего на зоне заключенного, тело которого даже не выдают приехавшей матери. И еще один невыносимый кадр — где мама Алексея, будто сгорбившись под весом утраты, идет рядом с адвокатом в тюрьму, где умер ее сын.
И нету надежды, а если найду?
Один из главных лейтмотивов в постах этих дней — ощущение беспросветности и отсутствия будущего: «С ним ушла надежда».
Моя надежда ушла давно, на ее месте пока дыра, но если в обычные будни ее присыпает бытовухой и заботами, то в такие моменты я чувствую себя как героиня фильма «Смерть ей к лицу». Только радуюсь, что не обменяла душу на вечную жизнь: в 2024 году такая перспектива выглядит крайне сомнительно.
Да и, честно говоря, коллективно завещанное нам «не сдаваться» в такие дни звучит не вдохновляюще, а падает на тебя бетонной плитой. Очень хочется исполнить эту волю, но себя ощущаешь несоразмерно маленькой относительно масштабов задачи.
Думать о себе в этих масштабах сегодня, на пике горевания, очень сложно. Да и не на пике сложно — я, например, уже который год каждый день веду сама с собой разговоры о бессмысленности и обесценивании всего, что было сделано и о чем мечталось. А мечталось мне о планомерном внедрении принципов гендерного равенства в российском бизнесе, о принятии закона о домашнем насилии, о развитии НКО, которые поддерживают женщин.
И не просто мечталось — кажется, я и многие подруги и читательницы «Косы» делали все от нас зависящее, чтобы это произошло.
А теперь никаких глобальных целей лично у меня больше нет, да и надежды нет. Вернее, есть надежда, что смыслы и цели появятся на другом этапе жизни, когда совсем отгорюется по прошлой.
Мы с единомышленницами и коллегами уже давно говорим друг другу, что делаем все, что можем, пока можно. И я знаю, что большинство социальных проектов и независимых медиа сейчас работают по такому принципу. Потому что время системных перемен прошло, это надо признать и перестроиться. Но зато наступило время ежедневных задач и маленьких подвигов.
И может быть, это звучит не слишком масштабно, но маленькое ежедневное «не сдаваться» сегодня кажется мне более реалистичным и подъемным. Это уже не бетонная плита, а плиточка весом, который тебя, по крайней мере, не раздавит.
Очертить зону ответственности
Этому принципу — четко определять свою зону ответственности и не сдаваться в ее рамках — меня когда-то научил мой сын. Ровно 10 лет назад я переживала, пожалуй, самый темный период в своей жизни, казалось, что я была где-то между психозом и депрессией, когда у меня не было работы, денег, разваливалась семья, а все происходящее в стране (шел 2014-й) казалось мне концом света (знала бы я!). Я уже попрощалась с профессией, потому что не верила, что у меня получится в журналистике.
И вот, в один из таких черных дней я вдруг посмотрела на своего маленького ребенка, который ходил вокруг столба и повторял по алфавиту все страны мира. Тогда уже было понятно, что ему нужна помощь, но мы до конца не понимали, какая (времена были другие, с диагностикой было сложно).
И я вдруг так просто и четко осознала, что столб — это я. Что я не могу позволить себе развалиться, потому что я должна быть для него опорой. Что моя ответственность — вот здесь, в этой точке, и ровно в этой точке я не могу сдаться. С тех пор я живу по этому принципу — нахожу зону своей ответственности и там не сдаюсь. И это касается не только семьи, но и работы, и всего, что я делаю.
Все, чем я могу сегодня на своей позиции помочь женщинам, я буду делать. Раньше я делала это, думая, что меняю систему. Теперь я делаю это (в том числе, пишу эту рассылку) с надеждой, что кому-то на пару минут станет немного легче или радостнее.
И тут есть еще один важный аспект. Сегодня утром я хвасталась маме: врач моего сына сказал, что мы добились огромных результатов. Она ответила мне: «Ну ты понимаешь, что его благополучие зависит от тебя и твоего ресурса, поэтому ты должна в первую очередь беречь себя?». Эта фраза меня во многом отрезвила.
Я вижу много горевания вокруг себя и вижу, как люди запрещают себе «мирские радости» на фоне трагических событий. Это очень понятно, но мы с вами так долго не протянем. На прошлой неделе я выпустила статью о легендарном психологе Тамаре Дембо, которая в середине ХХ века внесла огромный вклад в создание принципов терапии людей с инвалидностью и ПТСР. Помогала евреям с релокацией и работала с ветеранами войны.
И, несмотря на все ужасы, которые она застала, Дембо верила, что человек способен видеть хорошее даже в самые темные времена. В частности, она придумала концепцию asset-minded. Она использовала этот термин для обозначения способности человека сосредотачиваться на своих преимуществах и сильных сторонах, а не на непреодолимых проблемах и недостатках, которые отличают его от других людей. И когда она, например, работала с людьми с инвалидностью, она поняла, что ключ к успешной реабилитации — в окружении человека.
Кстати, те же идеи транслирует профессор психологии Эдит Эгер, которая прошла Освенцим и всю жизнь помогала людям с ПТСР и пережившим насилие. По сути, они обе говорили две важные вещи: во-первых, свет есть даже в самые темные времена. Во-вторых, чтобы заботиться о других, мы должны заботиться о себе.
А мы, женщины, только и делаем, что заботимся о других. У нас редко есть возможность в тоске смотреть в потолок и думать о судьбах родины. В этом и наше проклятие, и наша сила. И наш маленький ежедневный подвиг, который не стоит обесценивать.
Тем более, я верю, что однажды эта совокупность ежедневных усилий приведет нас снова к глобальным целям и мечтам.
Вот так в итоге получается, не все надежды я еще растеряла.
И вам, девочки, не советую.
Берегите себя, заботьтесь о себе, не бойтесь и не сдавайтесь.