Привет, меня зовут Юля Варшавская, я руковожу Forbes Woman и дружу с «Косой», и это моя еженедельная рассылка о событиях в жизни женщин, которые показались мне важными.
Самая важная новость недели, очевидно, принятие закона об ужесточении наказания за семейно-бытовое насилие в Казахстане. Это стало итогом большого общественного дискурса, спровоцированного делом Салтанат Нукеновой. Я поздравляю Казахстан с этим огромным шагом и восхищаюсь всеми, кто ему поспособствовал. И бесконечно горюю, что такие законы часто принимаются после вопиюще жестоких прецедентов насилия над женщинами.
Читая об этом деле, я думала о том, что в истории всегда наступает такой момент, когда складываются все факторы, — и то, что долго зрело, наконец-то взрывается. В этом случае был и классовый фактор (убийца Куандык Бишимбаев — чиновник, из «золотой молодежи»); и вовлеченность родственников погибшей в процесс (особенно важную роль, на мой взгляд, играет брат, ведь он мужчина, который ртом говорит о том, что нельзя бить женщину); и, главное, готовность прогрессивной части казахстанского общества реагировать на подобные ситуации, не замалчивать их.
«Все смотрят этот суд: и дети, и водители такси. Весь мой TikTok, каждое видео — про Салтанат: вырезки [трансляций из зала] суда, акции, флешмобы. Я такое единение наблюдаю впервые. В основном все за нее, но есть отдельные комментаторы, которые говорят, что она “сама виновата”», — рассказала Forbes Woman Айсана Ашим, медиаменеджер, генеральный директор The Village Kazakhstan, Batyr Jamal и Masa Media.
Мы все еще не знаем, каков будет приговор Бишимбаеву, но для других женщин в Казахстане ситуация точно изменится. Вопрос, конечно, как всегда в том, каким будет правоприменение. Ведь мы прекрасно знаем, с чем сталкиваются женщины во многих странах, когда приходят в полицию с заявлением об изнасиловнии или избиении. А иногда и вовсе судят пострадавших, а не абьюзеров, — об этом недавно выпустил большой и жуткий текст «Холод».
Провал империи
Могли ли мы еще несколько лет назад представить, что в Казахстане подобный закон примут раньше, чем в России? Нет-нет, я знаю, насколько имперски звучит этот вопрос, и я специально сформулировала его именно так.
Потому что годами мы слышали с каждой трибуны о том, как СССР был страной победившего равенства. О том, что российским женщинам не нужен никакой феминизм
и уже тем более все эти активистки, потому что у нас и так все есть: наши прапрапрабабушки получили все права в 1917 году. И даже в прогрессивных кругах все время говорили, мол, у нас еще ничего, а вот в респуууубликах…
Но что мы имеем в 2024-м? Закон о домашнем насилии есть, как минимум, в 162 странах мира, согласно данным ООН за 2023 год. В том же отчете говорится, что в 2022 году, например, Республика Конго и Кот-д’Ивуар приняли законы, защищающие женщин от различных форм домашнего насилия. А еще Республика Конго, Индонезия и Ямайка приняли законы о сексуальных домогательствах на рабочем месте, включающие и уголовные наказания.
Но в России закона нет. И им даже не пахнет. Напротив, убийц и насильников на наших глазах официально оправдывают. А на феминисток заводят уголовные дела — только на прошлой неделе в розыск объявили Дарью Серенко, а на этой — Залину Маршенкулову.
Как там говорится? «Мы же не какая-нибудь Африка»?
А ведь осенью 2021 года я лично сидела в Москве на сцене с Аней Ривиной, Оксаной Пушкиной, Сарданой Авксентьевой, Аленой Поповой на нашей первой конференции Forbes Woman Daу — мы организовали сессию, посвященную именно закону о домашнем насилии и заодно представленности женщин в политике (из сегодняшнего дня звучит как фантастика). И этот чертов закон, пусть несовершенный и вызвавший много споров в правозащитном и фем-сообществе, был буквально у нас на руках. Казалось — еще пара усилий, и он будет принят. Страшно подумать, но совершенно серьезно звучали фразы в духе: «Надеемся на Валентину Ивановну, она поддерживает».
Но нет. Были разные теории, почему не получилось, но я думаю, что в целом проблема в том, что этот закон противоречит базовым официальным ценностям.
А спустя еще полгода после нашей конференции насилие само стало законом. Прапрапрабабушек, «завоевавших все права в 1917 году», кажется, решили перезахоронить — и на этот раз поглубже.
Боевой феминистский оплот
Вся история женского движения доказывает, что сидеть на лаврах столетней давности не получится. Потому что в этом словосочетании слово «движение» не менее важно, чем «женское».
Для меня лучше всех эту идею сформулировала гендерная исследовательница, докторантка Центрально-Европейского университета Саша Талавер. Когда я в интервью спросила ее о том, почему не работает принцип «100 лет назад мы добились равенства, а сегодня нам нечего хотеть», она сказала:
«Во-первых, права не дают, права всегда берут. И если за них перестать бороться, права быстро начинают сокращаться. Это то, что творится, например, с правом на аборт в России сегодня: во многих регионах вводятся ограничения, штрафы, сокращаются медикаментозные возможности, практикуется склонение к деторождению и так далее. Мы видим, что если нет боевого феминистского оплота, который хранит те крошечные завоевания, которых добились женщины, то территорию начинают быстро захватывать. Используя именно этот аргумент: у вас уже все есть, у нас вообще женская власть, и мужику некуда ступить в этом государстве. Потому что, согласно их логике, где у женщины прибыло, там у цисгендерных белых мужчин средних лет с большими деньгами убыло».
И я совершенно с Сашей согласна. История показывает, как легко откатиться назад. В годы Второй мировой войны миллионы женщин вышли на рынок труда, а в 1950-е их вернули на кухни под лозунги бэби-бума. В 1960-е женщины боролись за права на свое тело, контрацепцию и сексуальность, а все это скатилось в объективацию и триумф «Плейбоя» (очень рекомендую прочитать об этом книгу Луизы Перри «Темная сторона сексуальной революции»).
Да что далеко ходить: у нас перед глазами все достижения (а при всей моей нелюбви к мифу о советском равенстве, их нельзя умалять) женщин в СССР, которые все-таки обладали большими правами и официально были равноправными гражданками, практически обнулились в 90-е. Как только на первый план вышла физическая сила, когда перестали работать цивилизованные институции, женщине снова была уготована участь «сиди в пещере, жди мамонта».
Так работает не только с гендерным равенством. Любую территорию толерантности и инклюзии приходится защищать и оберегать от варварских набегов, а главное, ее надо наращивать. Посмотрите, что происходит вокруг темы аутизма.
Я годами рассказывала, как я горжусь тем, что удалось сделать российским фондам в отношении дестигматизации этого диагноза. Что случилось в этом году? Российское общество психиатров выпустило проект новых рекомендаций по РАС — прямиком из времен карательной медицины. А мне лично психиатры, работающие в госучреждениях в России, рассказывали, что теперь подросткам с аутизмом они все чаще ставят шизофрению, как это было в советское время.
Любые цивилизационные изменения, как показали последние годы, очень легко смывает волной насилия, варварства и архаики. Права женщин — не территория, отвоеванная раз и навсегда, а земля, которую очень хотел бы захватить обратно патриархат.
Поэтому «боевой феминистский оплот» не должен сдавать позиций.
Здравствуйте, Юлия! Благодарю вас за письмо, важное, как и всегда. Только вы могли бы, пожалуйста, на будущее учесть, что насилие — оно не сексуальное, а сексуализированное? Наверняка вы знаете, но резануло глаза, спасибо.